Рассвело. Они вышли на площадь: Аскер, высокий, широкоплечий, тонкий в талии; Ланге — ниже ростом, грузнее, с сильными округлыми плечами, чуточку кривоногий; оба в поношенных военных мундирах, Ланге — с погонами обер-ефрейтора, Аскер — капрала, оба с брезентовыми ранцами и шинелями через руку. Узнать Ланге было бы трудно — небольшая бородка, усики с закрученными вверх концами, тёмные очки совершенно его преобразили.

Привокзальная площадь была невелика. Правое крыло её занимало большое приземистое здание, расположенное по дуге.

— Пакгауз, — негромко сказал Ланге, перехватив взгляд товарища. — Военные грузы.

Аскер кивнул. Он узнал и стены темно-красного кирпича, и забранные массивной решёткой окна, и тяжёлые металлические двери на роликах. Ланге был точен в своих описаниях города.

Слева, тоже по кривой, расположились три жилых дома с остатками плюща на стенах. Один из них — узкий, высокий, с узорчатыми окнами и замысловатыми балкончиками — устремлён в небо длинный шпиль, плоский и иззубренный, как таран пилы-рыбы.

Здания охватывали площадь полукольцом. Там, где кольцо обрывалось, начиналась магистраль.

— Марианненштрассе? — спросил Аскер.

Ланге не успел ответить. Подошла женщина с саквояжем.

— Простите, — обратилась она к Аскеру, — как попасть на Гроссаллее?

— Пожалуйста, — поспешил с ответом Ланге. — Вот подходит трамвай. Это тот, что вам нужен. Четвёртая остановка, и вы в центре. Там начинается нужная вам улица.

Женщина поблагодарила и направилась к трамваю.

Аскер оценил действия спутника. Да, видимо, он не ошибся в Герберте. Держится хорошо, спокоен, собран.

— И нам на этот трамвай, — сказал Ланге.

Они вошли в вагон. Народу было немного — женщина, что подходила к ним на площади, старик со свёрнутым пёстрым пледом, несколько других пассажиров. Кондуктор, девушка в тёмных узких брюках, раздала билеты и устроилась у окна, раскрыв газету. Аскер прочитал название: «Остбургер цейтунг». Интересно, что там пишут. Текста он не мог разглядеть. Единственное, что ему было видно, это большая фотография: улыбающаяся физиономия в стальном шлеме, автомат в обнажённых по локоть руках. Фоном служили строения, охваченные языками пламени.

Аскер перевёл взгляд на улицу, по которой бежал трамвай. Тротуары были пустынны. Редкие прохожие, надвинув шляпы и капюшоны, торопливо пересекали мостовую: начинался дождь. Старуха в дождевике силилась поднять железным крючком гофрированную штору магазина. Чуть дальше начинались развалины. Они занимали целый квартал. В пустые окна была видна часть бетонного перекрытия, повисшего на прутьях арматуры. Мимо развалин прошагал патруль — унтер и двое рядовых с карабинами.

Аскер вздохнул и отвернулся. Из головы не выходил разговор с патрульным, встреченным ночью у вокзала.

Трамвай доехал до конца Марианненштрассе, свернул и оказался на окраине. Слева, вдали, катила свои волны Эльба. Впереди виднелись металлические кружева большого железнодорожного моста. Справа, на невысоком холме у кладбища, двумя рядами тянулись тополя.

Они были у цели. Где же домик сторожа? Ага, вот он, тотчас за оградой. Стен не видно, но ясно различима кровля волнистого железа.

Разведчики встретились взглядами.

— Он, — сказал Ланге.

Трамвай описал круг и остановился.

— Пошли. — Аскер подхватил ранец.

По неширокому шоссе, выложенному камнем, они поднялись на возвышенность. Вокруг не было ни души. Вдали чуть погромыхивал шедший обратным рейсом трамвай. Сторожка была совсем рядом. Из низкой трубы вился едва заметный дымок.

— Дома, — сказал Ланге.

— Можно идти. — Аскер усмехнулся: — С богом.

Попытался улыбнуться и Ланге. Улыбки не получилось.

— Спокойнее. — Аскер взял его под руку.

Вот и сторожка. Они поднялись по нескольким ступеням крыльца. Ланге коснулся подковки, висевшей на проволоке у двери. Где-то в глубине дома тоненько звякнуло. Послышались шаги. Дверь отворилась. На пороге стояла девушка в комбинезоне и грубых ботинках с квадратными носами.

Старый сторож жил один, родных в городе не имел. Кто же эта девушка?…

— Здравствуйте, — сказал Аскер. — А где дядюшка Лотар?

Девушка всплеснула руками.

— Бог мой, вы его племянник?

— Смотри какая хитрая, — улыбнулся Аскер, — сразу хочет все узнать.

— Племянник! — настаивала девушка.

— Да вы говорите толком: где же дядюшка?

— Я и отвечаю: поехал к вам. То есть к Гансу. Тот выписался из госпиталя, получил месяц отпуска на поправку. Дядюшка Лотар хотел было сразу и отправиться в Гамбург, но тут пришла телеграмма. Ганс написал, что выезжает сюда на денёк и заберёт его с собой. Вот он и ждал. А вчера заходит к нам, мы живём на хуторе, по ту сторону кладбища. «Эмма, говорит, этот бездельник запаздывает. А меня отпустили только на три недели. Так что еду. А ты посиди у меня, погляди за домом. Если Ганс явится, гони его обратно в Гамбург. Я там его буду ждать».

— Вот так и бывает, — сказал Аскер, адресуясь к Ланге. — Жаль, что не застали. Что же делать? Пошли.

— А что передать дядюшке Лотару?

Аскер усмехнулся, погрозил девушке пальцем.

— А может, мы сделаем ему сюрприз? Возьмём да и заявимся прямо в Гамбург!

— Ну, как знаете. — Девушка стрельнула глазами на стройного капрала. — Зашли бы, отдохнули…

— Спасибо. — Аскер дружески помахал ей рукой.

Девушка долго стояла на крыльце, провожая их взглядом.

Некоторое время они шли молча. Прекратившийся было дождь вновь заморосил, мелкий, холодный. Он будто висел в воздухе, покрывая крохотными капельками лицо, руки, одежду. Остановились, надели шинели. Когда Аскер вновь поднял свой ранец, тот показался гораздо тяжелее…

Ланге шёл молча.

Аскер сказал:

— Сейчас будем звонить на завод, Шталекеру. Разговаривать с ним не надо — только убедимся, что он там. Потом решим, как быть.

— Понимаю. — Ланге помедлил, поднял глаза на Аскера. — Я немного волнуюсь… Что-то у нас не так пошло. Сразу не так. И солдат у вокзала, и старый Фиш… Угораздило же его. Ведь годами не трогался с. места!

— Бывает… Ну, идёмте. Где здесь телефон?